без ребёнка?». И если эти аргументы становятся достаточно весомыми или многочисленными, она принимает решение рожать. «Но ведь ты никогда в жизни не пожалеешь, что родила ребёнка!» – восклицала мама. «Да, но я могу пожалеть, что я родила его на пять лет раньше, чем могла бы», – отвечала я, уже совсем по-английски. Я понимаю, почему мои одноклассницы родили детей в двадцать с небольшим лет. Советская модель до сих пор сильна в российской провинции – окончить институт, найти работу, выйти замуж, родить двоих детей. В двадцать восемь лет все основные вехи жизненного пути пройдены и ждать от жизни больше нечего. Дети моих одноклассников уже давно ходят в школу, а дочери моей школьной подруги уже шестнадцать лет, иногда мне даже страшно от этой мысли. Когда я посетила юбилейный вечер встречи выпускников (в том году исполнилось десять лет со дня окончания школы), мои соученицы, в большинстве своём, говорили, что дети – это смысл их жизни, потому что другого смысла в ней не было. У меня был Лондон, путешествия, публикации, курсы, тренинги, неограниченное поле возможностей, и становиться мамой я не торопилась.

Есть ещё одна демографическая особенность у России. Мои подруги и родственники на родине просто разводят руками, когда я говорю о «планировании семьи». Они не понимают, как это можно «планировать» детей. Никто их никогда не планирует, они сами появляются, как правило, в самый неподходящий момент. Европейские женщины уже давно и прочно взяли ситуацию под контроль, с этой позиции уже кажется странным рождение ребёнка в неподходящий момент. Случайная беременность рассматривается чуть ли не как верх легкомыслия, не подобающего разумной женщине. Впрочем, и мои российские собеседницы соглашаются, что если бы ребёнок не постучался внезапно, неизвестно, когда бы они решили, что пришло то самое «правильное время».

Родители и бабушки любят порассуждать об этом самом «правильном времени». Мол, мы сейчас ссылаемся на плохие жилищные условия, слабую материальную базу и отсутствие подходящего мужчины, а ведь вряд ли можно назвать подходящим военное и послевоенное время, но ничего – рожали. В тесноте да не в обиде, с миру по нитке, каждая соседка – нянька и наставница, общими усилиями растили и вырастили. Наши резоны кажутся им несущественными. А ведь суть, если вдуматься, в том, что они не могли планировать. А если бы могли, вряд ли бы рожали детей в голодные времена. Если сказать таким людям про личную жизнь, свободу и перспективы, они вообще не поймут. Какая такая личная жизнь? Когда она у них была?

И так же сложно объяснить им нашу новую европейскую реальность. Свои родители далеко, а родители мужа не горят желанием проводить пенсию в заботах о внуках, у них есть гораздо более увлекательные планы на этот период жизни. Родная мама уже не может прыгнуть в электричку и через час постучаться в дверь с гостинцами для внуков, а нуждается в билете на самолёт с пересадкой, британской визе и отдельной комнате в доме, где она могла бы комфортно жить несколько недель. Декретный отпуск – восемь месяцев, из них полная зарплата платится только шесть недель, а потом государственное пособие в сто с небольшим фунтов в неделю. Стоимость детского сада превышает потенциальный заработок работающей мамы, а няни берут в час чуть ли не больше того, что той же маме платят в офисе, при этом одной зарплаты работающего мужа не хватает на выплату ипотеки. Редкая из наших девушек может похвастаться престижной высокооплачиваемой работой, которая бы оправдала затраты на детский сад. Слишком поздно мы сюда приезжаем, слишком медленно раскручиваемся. Уже давно понятно, что это не самая подходящая страна для рождения детей, и мы все ждём того самого «правильного времени», когда плюсы перевесят минусы. Слишком много «головы», слишком мало внутреннего зова.

Как выразилась одна уважаемая мною психолог, естественное и натуральное желание рожать ребёнка объясняется только одной единственной причиной – материнским инстинктом или, другими словами, инстинктом размножения. Это достаточно базовая, «животная» составляющая человеческой природы, позволившая человечеству выжить. Все остальные причины – из головы. Моя бывшая коллега родилась на Ближнем Востоке, но выросла в Англии. Хотя она ходила в британскую школу и работала в британском офисе, её воспитание и мировоззрение остались традиционными для мусульманской женщины. В двадцать один год она вышла замуж за человека, выбранного её родителями, и заявила, что хочет родить ребёнка. Поскольку её муж всё ещё оставался на Ближнем Востоке, и у него были проблемы с иммиграционным законом, ему понадобилось несколько лет, чтобы получить право на проживание в Англии. Поначалу он не владел английским и не имел права на работу – ни о каком ребёнке не могло идти и речи. Коллега просто сходила с ума от невозможности «начать семью» и изводила всех окружающих разговорами о младенцах. Казалось, она не могла больше ни о чём думать. Как только муж получил легальный статус в стране, она забеременела в мгновение ока. Мы все были в шоке – он временно работает грузчиком на складе, у них куча долгов после оплаты услуг иммиграционных юристов, она зарабатывает копейки, они живут в убитой студии – и при этом ей всего двадцать пять лет! Что за необходимость торопиться с детьми? Впервые в жизни я увидела чёткую границу между нашими умозрительными рассуждениями о необходимости планировать семью и её натуральной, природной потребностью обзавестись потомством.

Другая моя знакомая из Молдавии приехала в Лондон в восемнадцать лет, вышла замуж за нелегального румына (тогда у них ещё не было права жить и работать в стране легально), работала официанткой за шесть фунтов в час, жила в стране по студенческой визе, при этом к двадцати трём годам родила двоих детей. Когда она была беременна во второй раз, муж попался иммиграционным службам и был выслан из страны. Рожала она без него, работая до последнего дня. Начальство по закону не могло отстранить её от работы, поэтому старались найти ей работу полегче, что в условиях наплыва посетителей в ресторане было непросто. Но декретные платили из расчёта средней зарплаты за последние шесть месяцев, поэтому она не собиралась упускать своих денег, уйдя в декретный раньше времени. На лице её так и светилась непоколебимая уверенность в правильности сделанного выбора – она просто не понимала, как можно не рожать, когда инстинкт говорит ей обратное. Скромные жилищные условия, маленькая зарплата и, собственно, отсутствие надёжного иммиграционного статуса совершенно её не смущали – видимо, в детстве она и не такого насмотрелась. «Когда мне было двенадцать лет, папа уехал работать в Румынию и с тех пор не приезжал, но продолжает посылать деньги», – упомянула она в разговоре.

В противовес им, другая моя коллега, англичанка, приближается к своему сорокалетию, но рожать не собирается. Говорит, что не встретила подходящего мужчину. Как-то она заговорила о желании усыновить ребёнка. Я поразилась: зачем усыновлять, если можно родить самой. Ведь ни в том, ни в другом случае отца у ребёнка не будет. Коллега ответила, что не может взять на себя ответственность за рождение ребёнка без отца, ребёнок имеет право на полноценную семью и достойный уровень жизни, который она в одиночку обеспечить не может. А сирота из детдома, уже обездоленный, будет счастлив обрести хотя бы одного родителя и не осудит её за скромный достаток. Я выслушала её с большим изумлением и пришла к выводу: или она сильно боится рожать, или я просто не доросла до такого уровня просветлённости.

Очевидно, что-то приключилось с основным инстинктом европейцев, если желание иметь детей больше не довлеет над умами молодых женщин, а тем более мужчин. Может, население земного шара достигло критического максимума, и увеличивать его любыми путями больше нет смысла? Потому что путешествия, возможности и свобода – это всё рассудочные причины. Ибо когда у женщины включается материнский инстинкт, её больше не интересуют ни путешествия, ни карьера. Как сказала одна из моих родивших подруг, «когда внутри у меня сработал будильник, я поняла, что меня больше не интересует ни карьера, ни путешествия, ни социальные тусовки. Ничто на свете меня не интересовало так сильно,